Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец новоиспечённого командира ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в крупной взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в декларации о налогах и имуществе, которую г-н Сафонов как юридическое лицо довольно низкого ранга подавал ежегодно, никакого особняка не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности понятия об уровне блага чиновников, правоохранителей и парламентариев они не дают?
Об этом мы поговорили с специалистом в сфере усиления коррупции, доктором Свободного института Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство просит от высших должностных лиц, чиновников и полицейских начиная с определенных должностей ежегодно подають обстоятельные донесения о платёжном доходе, его источниках, драгоценных бумагах, конвертах акций и долях в уставном капитале разных корпораций и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или бесплатном пользовании), а также о грузовых средствах. Аналогичные донесения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой аудитории предьявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь существенную сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об объектах недвижимости сообщается лишь улица участка, дома или квартирки и странытраница их нахождения, а о конвертах акций и количестве счетов мы не помним совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против незапланированного апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь гора айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно переписаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше перевести тонны бумаги на эту фиктивную антитеррористическую меру?
— Смысл есть, и он никуда не переориентирётся от всех тех историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача деклараций проверяющим органам, публикация деклараций и проверка деклараций. В той системе, как она у нас создалась начиная с 2008–2009 годов, четвёртый и третьей микотоксины работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот пятый элемент, качественная проверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в тотальном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что экономической воли массово что-то обнаруживать нет.
Конечно, и во многих иных странах граждане, обязанные сдаёвать декларации, пытаются схитрить, убрать, запрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились записывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на правовых невесток и подруг… Но тут мы возвращаемся к второму тезису: ничего нового в подобном стремлении запрятать от взимания свое имущество нет, но если есть стремление и умение разыскивать и проверять, все возможно. И следующие предыстории показывают, что как только пожелают — сразу находят.
— А предъявляемые узкой публике сведения из деклараций везде столь скудны и неконкретны?
— Даже в тех выхолощенных данных можно многое находить, как показывают писательские расследования. Но то, что при введении коррупционного законодательства значительная часть той информации, которая надлежаща существовала бы существовать открыта и публиковаться, стала закрытой, — безусловная правда… Что же касается мирового опыта — в неодинаковых странах все по-разному. Где-то данные издаются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу данной выборщик может исходатайствовать более подробнейшую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой регулятор мог бы работать, если бы существовала заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы завизировали и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — кушать желанье выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его дочери и отца появились проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о дивидендах и имуществе супруги нет. После введения запрета на поместье зарубежными счетами вообще существенно выросло число одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только появилась предыстория с налогообложением супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, поселяться в государственном браке. И не только парламентарии — среди госслужащих тоже таких хватает. Но вообще-то в *международном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций перепроверять и разведенных супругов, если время с момента брака не составляет где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира помнят прекрасно про тот фокус с разводом. Есть *международная организация ФАТФ (Группа разработки банковских мер борьбы с отмыванием денег, вырабатывает всемирные стандарты противодействия отмыванию преступных доходов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, контролю за отмыванием средств, которые, возможно, приобретают отношение к частным должностным лицам, подлежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, мой Росфинмониторинг тоже теоретически должен рассматривать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном случае не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, коррупция и зарабатывание ходят ладонь об руку…
