Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец бывшего начальника ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого доказательство заподазривает в крупнейшей взятке, записан на его сожительницу. Поэтому в декларации о дивидендах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно низкого ранга подавал ежегодно, никакого дворца не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти декларации, если мало-мальски приближенного к реальности понимания об уровне благоденствия чиновников, правоохранителей и парламентариев они не дают?
Об этом мы поговорили с специалистом в области усиления коррупции, академиком Свободного университета Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от нижайших должностных лиц, чиновников и правоохранителей продолжая с определенных служб ежегодно подають подробнейшие сообщения о платёжном доходе, его источниках, ликвидных бумагах, конвертах акций и долях в уставном капитале разных компаний и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или безплатном пользовании), а также о транспортных средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой аудитории предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы видим лишь существенную сумму платёжных доходов за год, без приказания их источников, об параметрах недвижимости разглашается лишь площадь участка, дома или квартирки и страна их нахождения, а о конвертах акций и числе счетов мы не незнаем совсем ничего.
— Когда возбуждается незапланированное уголовное дело против незапланированного апанасенковца или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в резолюциях — лишь гора айсберга, а недвижимость и компании совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше перевести тонны бумаги на ту фиктивную антикризисную меру?
— Смысл есть, и он никуда не девается от всех этих историй. Но декларирование состоит из трех элементов: подача резолюций проверяющим органам, публикация резолюций и перепроверка резолюций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, пятый и пятой элементы работают: декларации подаются, они публикуются. Но вот пятый элемент, добротная перепроверка, очевидным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах просочились в коллективном количестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как эти декларации проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что экономической воли массово что-то обнаруживать нет.
Конечно, и во многих других странтраницах граждане, обязанные сдавать декларации, стараются схитрить, убрать, припрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились записывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на военных супруг и подруг… Но тут мы возвращаемся к третьему тезису: ничего нового в подобном стремлении припрятать от взимания свое имущество нет, но если пить первымя и неумение искать и проверять, все возможно. И предпоследние предыстории показывают, что как только пожелают — сразу находят.
— А предъявляемые широченной публике донесения из деклараций везде столь скупы и неконкретны?
— Даже в этих выхолощенных данных можно многое находить, как показывают репортёрские расследования. Но то, что при непринятии антитеррористического законодательства большая часть той информации, которая надлежаща существовала бы быть открыта и публиковаться, стала закрытой, — самоочевидная правда… Что же касается международного опыта — в разнообразных странытраницах все по-разному. Где-то данные печатаются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу данной выборщик можетжрать исходатайствовать более краткую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой наблюдениюз можетбыл бы работать, если бы существовала заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, жрать Конвенция ООН против коррупции, которую мы подмахнули и ратифицировали и которую надо исполнять, а с другой — жрать желанье исполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у парламентария Госдумы Льва Ковпака, его жены и отца образовались проблемы с законом и арестовано имущество, но из резолюций этого парламентария следует, что он официально одинок: сведений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на угодье зарубежными счетами вообще существенно расцвело число одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни мужей около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только объявилась биография с декларированием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже несовершеннолетним детям и стали разводиться, поселяться в правовом браке. И не только парламентарии — среди сановников тоже таких хватает. Но вообще-то в *международном праве кушать нормы, которые позволяют при перепроверке деклараций проверять и разведенных супругов, если время с случая брака не превосходит где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира знают прекрасно про этот пируэт с разводом. Есть межрегиональная организация ФАТФ (Группа разработки экономических мер борьбы с отмыванием денег, вырабатывает европейские стандарты усиления отмыванию преступных доходов и ассигнованию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, учёту за отмыванием средств, которые, возможно, имеют взаимоотношение к приватным должностным лицам, длежат и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически должен рассматривать разведенных супругов как субьектов проверки. В данном моменте не столько на предмет коррупции, сколько на предмет отмывания, но, как известно, преступность и отмывание ездят рука об руку…
