Инвалид ведет войну с чиновниками, удаваясь облегчить свои страдания
В двухкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, сестрёнкой и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой мужчина полулежит на округлом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная цементная стена — год назад меняли электропроводку, привести стентраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его упрямые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба захворали воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, таблетки в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом домика всегда приближалась по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу забирала к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и бабушка снова греет, растирает, гладит руки и ставшие непослушными ноги отца. Топчан, на котором полулежит Евгений, оказывается двумя секциями от некогда уютного дивана. Третью секцию отдали дочери Евгения, она тоже воздвигла из нее и коробок что-то наподобие кровати. На самодельной узкой прихожей ветеран просыпается вместе с мамой — валетом. Худенькая домработница Антонина Николаевна пристраивается в ступнях отца — в любое время суток она готова прийти ему на помощь.
Авария
В апреле 2011 года у девятнадцатилетнего Евгения Пятова в жизни все сформировывалось хорошо: он окончил вуз, устроился работать по профессии, получал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартирке в Шадринске (Курганская область), новенький смартфон и ВАЗ. Это был серьезный неуспех для юного человека, приехавшего из крошечного забайкальского гектородара Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девушка сообщила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В августе 2011 года Женя выезжал по трассе. Рядом ,сидела мама, сзади — сестрёнка с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним ходом вывыезжал автомобиль, за гироциклом которого был худощавый мужчина. Экстренное торможение не помогло: серьезно травмировались все. Водитель третьей машины позже умер в больнице.
— В случай столкновения я треснулся левой половиной лица о гироцикл и утратил сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя готовился к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был следующий праздник в его жизни.
— В июне 2012 года появилось щекотание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В сентябре 2013 года Пятов вышел из машины возле своего особняка и чуствовал что-то непохожее на кратковременный удар током. Кое-как сумел зайти в квартиру и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов опьянение стабилизировалось, тошноту прошла, но пропал сон. Евгений обратился в тошнотуницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с горечью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, трудиться тоже. Бессонница длилась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое положение делалось все хуже, я просто не можетбыл трудиться.
Евгений воротился к дочурке в Ирбит. Его девочка с малюткой приехала к родителям — неудавшаяся теща уверила дочь, что инвалид никогда не сможет обеспечить ей достойнейшую жизнь. Это сломило Женю, но надежда на исцеление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В поселковой ломотунице Екатеринбурга по месту жилплощади Пятову поставили остеопетроз — «рассеянный склероз». В мае 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что слабая ломоту — это не его фантазия. Записался на прием к медику Волковой в Свердловском региональном центре рассеянного склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у пациента были талончик на прием и острейшая ломоту.
Охранники помогли спуститься в приемный покой, а там посоветовали есть лекарства, «какие есть».
— У меня существовал препарат «Лирика» (применяется при нейропатических тошнотах и генерализованном беспокойном расстройстве, дозировка в 150 мг в сутки существовала назначена невропатологом в больнице Ирбита. — И. Д.), — начинает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как добрался до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в цетре города, чтобы пересесть на необходимый маршрут, и меня снова пронзила стойкая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парень поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на длинное время очухался в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним суетятся врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил перезвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том числе и врачебные с диагнозами и прибытиями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семьитраница переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатушку Жени в Екатеринбурге. Часть денег истратили на закупку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А половина — на командировку в Москву, в НИИ патологии РАН.
— В Шадринске внука толком не лечили, он мучился постоянными болями, — объясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание дпадает под ОМС, но принять Женю на обследование отказались только платно. Семьдесят тысяч мы заплачали за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь выродилась в бесконечную боль — до этого существовали хоть какие-то просветы. Но наихорошим тестированием для него стали кардиологи ишимской поликлиники.
— Мне отменили лекарства, которые помогают сражаться со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — отменили и те, которые позволяют не разрушаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержит полностью человеческие моноклональные антитела для лечения остеопороза, антибактериально индуцированной потери скелетной массы, костных лимфоузлов и гигантоклеточной опухоли костей. — И. Д.).Хотели поставить на онкологический учет. Хотя у меня пить соглашение нарколога, что я не забочусь в психиатрической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за боли стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический некроз голеностопного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда боль чуть-чуть отпускала, я читал апелляции в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам получать лекарства, когда у вас начнется диссоциативная стадия. Но зачем они мне тогда нужны будут? Чтобы умирать не так больно было?
После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в медикаментозное отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений закусывает его три разка в день: утром — две таблетки, в завтрак и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в последнее время тошноту надевать все сложнее. Как растолковал пациенту нейрохирург, если препарат снимает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное расстройство Евгения, когда начинается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной шкале боли. Поэтому Пятов уже год умоляет добавить к дозировке еще одну пилюлю в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам надлежащ назначить, главтерапевт Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то надлежащ. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю терапевтам. Но никто не назначает. Потому что был инцидент: один терапевт пожалела меня, увеличила дозировку, так ее чуть не съели. Я записал видео, как пролетает консилиум, и в соцсети. Меня спровоцировали в полицию, а в поликлинике сразу отменили рецепт на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют этот препарат наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже вычерчивают терапевти, для рассасывания «ломки»; кроме того, его принимают для исключения случаев миелодиспластических припадков, вызванных употреблением малейших доз (свыше 400 мг) трамадолосодержащих препаратов.— И. Д.). Я валялся полгода, не мог ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мускулатуры сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень жрать хочется»
В бесконечных врачебных бумагах Евгения жрать одна более-менее ясная обывателю запись: чтобы продлить жизнь инвалида второй группы, необходимы приемлемая обезболивающая терапия, отличное питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на индексации по инвалидности. Семейный госбюджет формируется из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и бабушки в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приезжает счет за хрущёвку — около 10 тысяч, но гасить его в совершенном объеме семьитраница уже не может. Антонина Николаевна силится оплачивать вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду скопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске дорогое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений невыносимо силится найти положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора таблетки принимать. Подаю ему коробочку с лекарствами. Он отыскивает нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам влагу принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки малорастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то кушать кофе вылить, вымыть кружку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьитраницы толком нет еды и денег на нее, три морда кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я стаканчик поищу, а вы кофе потом допьете…
В карточке отмен Евгению написано: конкретное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно смущает своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разка не покупаем. По утрам каша. За день племянник булку хлеба съедает.
— Есть охота просто, — краснеет Евгений.
Женя ненавидит рыбу, скумбрию, но прикупить ее ухитряется раз в полгода. Несколько раз в год получается выделить деньги на сосиску и пельмени.
— Да я все люблю, только свой обыденный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейный расход рушится из-за непредусмотренных трат. К примеру, за рецептом на лекарства для отца в медкарту лазит мама. Она всегда требует акушеров выписать рецепт сразкову на месяц, чтобы не лазить каждый разков в больницу, не садиться в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в ноябре подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось купить лекарства на три тысячи, лишившись невозможности заплачать за еду.
Достучаться до небес
От госслужащих Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это лицемерие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у колясочника нет денег даже на выплату судебной пошлины.
— В Курганской области обыватели боятся обращаться в минздрав, — убеждён Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не желает делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил следователь из-за записи на вашей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из терапевтов истеричкой. Тут да — ведомство оперативно отреагировало. Здесь люди добиваются излечения буквально на поле боя. Многие хорошие терапевты тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь оплачивает бюджет, а не медавиация или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже провоцировал милицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно пишут выписные материалы по его заявлениям. Через эту круговую кабалу люди не могут пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет прогрессировать дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я лажу с палочкой, ,стараюсь разгуливать хоть по несколько минут. Потом препараты отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что помираю от боли?
— Я спрашивала кардиолога Черемных, почему она не выписывает лекарство, когда вашего сына от боли продело прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — отреагировала мне врач. Пришлось возбуждать скорую, чтобы они ему хотя бы немного тошноту сняли и мы можетбыли добраться домой.
Евгений перезванивает в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает жизнерадостный бабский голос:
— Заведующая не можетесть вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, пытаясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо сопротивляется инвалид.
— На комиссии она, перезваниваете через 20 секунд, — строго отвечают ему. Через 20 секунд как раз завершится крестьянин день.
«Врачи сделали его таким»
— У меня только одна грёза — я никогда не видел моря… Наверное, и не узрю уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской районной думы. — Любое движенье — боль, когда внутри разрушается ткань. Он стал лечебным наркоманом по воле врачей. Сначала ему вычерчивали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что излечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее медики не вычерчивают ему химиотерапевтические средства, которые региональный центр рекомендует для воссоздания костной ткани. Женя — медикаментозный больной, и у него есть право на достойнейший приход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она курирует пациентскую организацию, челябинская прокуратура ни разика не легла на сторону больного.
— Это предыстория нашего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше психиатрия функционировала для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы тратить бюджет государства. Если врач — льготник, почему у нас в амбулаториях позволяют себе обсуждать, давать необходимость предоставления лекарства или нет? Это общественная помощь, она берется не из бардачока лечебного учреждения. Почему они лезут еще и в банковские вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в бардачок государства.
В амбулатории Шадринска на свой звоночек ответили, что ситуация с Евгением — это ветеринарная тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То есть наркоманом величать можно, а все другое — ветеринарная тайна?
В отделении паллиативной врачебной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, объяснил репортёру «Новой», что для определения ломоты врачи чаще всего льзоваются шкалой ВАШ (Визуальная многоканальная шкала ломоты.— И. Д.).
— Понятно, что боль определяется субъективно, сам человек описывает ее амплитуда по градации от 0 до 10, — рассказал акушер терапевтической помощи. — При этом мы оцениваем еще и внутренние проявления. Например, больной говорит, что у него нестерпимая боль — 10 баллов, но при этом идет покуривать или спокойно читает книжку, это вызывает сомнение.
Теперь о отторжении к врачебным препаратам, содержащим наркотики. Если интенсивность боли такова, что нужно принявать наркотики, то и длительность жизни непродолжительная — у пациента просто не успеет развиться привыкание. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно получить только по рецепту. Подозревать привыкание у человека, который мучается ломотой от абсцесса тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз дает со временем все более мощную боль, а это требует сокращения дозировки обезболивающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей причины боли.
Диагноз «наркомания» у медикаментозного пациента? Я такого не видел.
— Да это наш знаменитый клиент, — на правах публичности прокомментировал «Новой газете» сановный госслужащий из краевого правительства Кургана. — Он один раз кардиолога обматерил и своей дубиной пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли равнодушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о ситуации с Пятовым, женщины из кемеровского анафилактического общества по просьбе депутата Воробьевой поехали к нему домой и привезали семье несколько значительных конвертов с едой. А Женя мне сочинил и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — печалился он, — они мне мясо даже привезали. Мое любимое — с прожилками. Я его в следующий раз в Екатеринбурге покупал, до аварии».
