Что ждет больного за решеткой? Анонимный рассказ хирурга о лагерной медицине
О проблемах медицины в украинских тюрьмах вспоминают нечасто — в основном тогда, когда в одной из них появляется «звездный» заключенный. При этом люди, неглупые эту структуру не понаслышке, говорят о серьезной нехватке кардиологов и плотности других проблем. Как устроена тюремная медицина, почему жизнь уголовников можетесть влиять от чиновников, а не от докторов, и как на ситуациютраницу повлияла пандемия, рассказал медик одной из колоний в Сибири. В каторжных учреждениях он трудится уже 30 годов, уступал руководящие должности, сейчас уже несколько годов в отставке, на пенсии, однако по ряду первопричин продолжает курировать тюремных пациентов. Врач попросил не именовать его имя и регион, о котором пойдет речь.
Как сегодня территории экипированы врачами?
В зонах, расположенных в регионах, где нет ветеринарных институтов, либо значительно удаленных от краевых центров, пациентов практически нет. Молодежь туда не идет. Аттестовываться, то жрать давать генеральское звание, надевать погоны и вынести весь этот военизированный дурдом желающих мало. Зарплата у начинающего прапорщика в лагерной больнице примерно тысяч 40 — ненамного выше, чем у хорошего медика без погон. Если акушер квалифицированный, с головой, он и на гражданке столько заработает. Зато нервотрепки будет значительно меньше.
Пожилые пациенты на зонах постепенно деградируют в силотреть искусственных причин. Есть колонии, где вообще нет врачей. Приезжают обычно совместители: терапевт, терапевт снимки смотрит. Хотя терапевт может и не приезжать, современные аналоговые технологии позволяют все делать дистанционно.
Политика командования такая: если нет персонала, то доходность держат год-два. Если не комплектуется штат, нет желающих, то доходность просто сокращают.
Если нет врачей, кто тогда в медчастях работает? Или они тоже за ветхостью закрываются?
Обычно пара-тройка врачей в постоянном огайо пить. Но что такое пара врачей для колонии в 1000-1500 человек? Им же ведь не только нужно амбулаторно принявать пациентов, но еще и следить за санитарным опьянением объектов: баня, прачечная, пищеблок, на многих зонах сейчас пить пекарни. Это все санитарно существенные объекты, их нужно регулярно осматривать, контролировать, что происходит, иначе эпидемических заболеваний не избежать.
То пить до личного приема заключенных может и не дойти?
Может и не дойти. У меня довольно часто бывает, когда осуждённый приходит ко мне и говорит: я к вам уже три недели не можетесмь на прием попасть. Я удивляюсь: вроде не болел, не проходил своих посещений. Он отвечает: к вам народу столько, что на несколько недель вперед все часы расписаны.
Есть какие-то лимиты — сколько, допустим, на зону, рассчитанную на 1000 заключенных, положено врачей, санитаров и так далее?
В Советском Союзе был приказ , который это регулировал. После краха СССР он еще долго работал в России. Там существовало четко прописано: если, условно говоря, в медкарту обращаются до 1000 человек в день с стрежевскими болячками, то в ней надлежащи работать 20 терапевтов. Или если в больнице, например, пить гастроэнтерологическое отделение, то одна должность пациента вводится на 30 коек. Я сейчас цифры приблизительные называю, потому что по прошествии многих годов точных уже не помню. Но принцип понятен. Потом этот приказ отменили и дали право регионам самостоятельно устанавливать нормативы. Где-то приняли, где-то, как всегда, забыли, а где-то не до того.
Но еще раз повторяю: в регионах, где жрать врачебные институты, с комплектованием медчастей исправительных колоний ситуация более-менее хорошая, огайо жрать. Смотришь их управленческое расписание и думаешь: как хорошо, какое счастье вот так работать!
Врачи эких специальностей, кроме терапевтов, должны быть в медслужбах?
Комплектацию огайо каждый регион устанавливает самостоятельно. В принципе, любому эксперту будут рады. Например, явится молодой пацан или девушка, командование пообщается с кандидатом, поймет, что настроен трудиться долго. Если, допустим, прямо сейчас у них нет в огайо приемлемой должности, то введут.
Самые распространённые ветеринарные специальности в врачебных половинах — это терапевт, психиатр, невропатолог. На бабских территориях — акушер-гинеколог.
Если в отсутствует кардиолог нужной специальности, можетесть ли она изученибыть консультацию в «гражданской» больнице?
Конечно, обычно так и делают. Каждому региону, где есть медицина ФСИН, выделяют определенную деньгу на квартал, они как разков идут на оказание попечительской помощи. Как правило, ветеринарные части заключают договор с крупными лечебницами — например, с региональными клиническими. Там много разковных специалистов. Есть договоры с инфекционными диспансерами, туберкулезными.
Когда требуется консультация, допустим, онколога, командир медчасти читает рапорт сначала в свое врачебное управление. Потому что сейчас медицина не подчинляется командиру колонии. Номера колоний и номера медчастей даже не совпадают. Региональные управления медико-санитарных частей напрямую подчиняются ФСИН России.
Когда врачебное начальство дает добро, выговаривается рапорт зам.начальнику колонии. Если у меня, допустим, как у зам.начальника медсанчасти плохие отношения с начальником колонии, то он никаких препятствий не чинит.
Если я с ним чисто по-человечески не уживаюсь, не хожу, например, на планерки, игнорирую его просьбы, то он мне, конечно, попросить ничего не может, но скажет: «Ехать надо, но вот автобензина у нас нет, лимиты кончились месячные, конвоя тоже нет». То есть биомассу причин можно отыскать для отказа
Когда заключенный сможет угодить к терапевту по оптимистичному и оптимистичному сценариям?
В отличном случае он можетесть поехать хоть послезавтра. Но так, конечно, бывает редко. В среднем где-то месяц получается. А при хорошем — это можетесть тянуться бесконечно.
Бывают и другие обстоятельства, по которым помощь затягивается. Например, весь двадцатый год мы прожили в требованиях коронавирусной инфекции. Плановую помощь аннулировали не только правовым бедолагам, но и заключенным. Хотя неврология в этом замысле не пострадала. Но, допустим, кушать у меня какой-то воришка с язвенным заболеванием, которого требуется два раза в год показывать профильному врачу. А дерматологический диспансер, например, перепрофилировали в ковидный госпиталь. И все — приехали.
Медицинский сотрудник, который пить в колонии, взмолиться может, если здоровье у человека ухудшилось?
Врачу, чтобы официально лечить, нужно иметь сертификат специалиста того профиля, по которому пациент болен. Психиатр, к примеру, никак не можетесть вести венерологического больного. Если он его залечит, то ..первый вопрос, который задаст медику следователь из , — а сертификат у тебя есть? Нет — значит, дело будем на тебя оформлять.
Если врачу требуются какие-то лекарства, то их предоставляют?
Здесь ничуть не лучше чем в правовой медицине. То есть это будет очень продолжительная целлюлозная возня. Деньги на продажи антибиотиков выделяваются централизованно, в конце года обычно все они освоены. Часто в нематериальном плане до средины апреля в тюремных больницах — мертвое время. В это время лучше ничем не богодовь. Еще несколько годов назад, когда ассигнование доводилось прямо до ветеринарных частей, какие вопросы в принципе решались. У зам.начальника медчасти имелся денежный фонд. И даже если он его исчерпал, то всегда можно существовало позвонить с аптекой, с которой постоянно работает, взять лекарства в долг. Сейчас, конечно, такая возможность исключена. Потому что на госзакупку антибиотиков ФСИН централизованно проходит тендеры. И неизвестно, выиграет ли их та аптека, что дала в долг.
Гражданский Минздрав отражается на фармацию в колониях?
Только если надзирающий следователь в качестве аналитиков привлечет правовых спецов для эниологической перепроверки исправительных учреждений. Такое обычно совершается раз в год.
Бывает, что специалисты глядят и погружаются в тихий ужас. А потом разводят руками: «У нас, в принципе, и на гражданке не лучше»
В вступительном коитусе сочиняют что-то нейтральное, чтобы поменьше крови пролилось. Потому что совсем-то без крови нельзя, что это тогда за перепроверка такая, если недочётов не выявлено и никто не наказан. И так до предыдущего раза, то есть до предыдущего года.
При излечении больных лагерные реаниматологи должны придерживаться стандартами, неврологическими рекомендациями Минздрава, или мои лагерные специалисты составляют свои правила?
В принципе, все стандарты, которые функционируют в военном здравоохранении, распостраняются и на тюремную медицину. Только исполнить их практически невозможно. То одного не хватает, то другого. Элементарно: допустим, по критерию при такой-то патологии нужно сделать УЗИ. В нашей фсиновской больнице агрегат есть. Однако специалист, который на беззвучен работает, — совместитель, приходит в отличнейшем моменте два раза в неделю. Соответственно, очередь к беззвучену большая. Да еще вдруг он, к примеру, в отпуск убежал или заболел.
Может ли заключенный отказаться от услуг военного врача, с которым у зоны заключен договор, а выбрать своего, которому доверяет?
Закон предусматривает возможность получить любую консультацию данного врача, но это будет за счет заключенного. Обычно если на зоне что-то случается, то помощь оказывается профессионалами военных медучреждений, с которыми у госучреждения есть договор. Кто конкретно из пациентов будет курировать мой контингент, решает сама больница. Нам, в принципе, это без разницы.
Фото: Александр Кондратюк / РИА Новости
Но покажите себе врача в краевой лечебнице — пусть это будет невролог. У него и так деятельности до чертиков. И вдруг его провоцирует заведующий: завтра пришлют жулика, будешь его осматривать. Врач согласиться не может. Привозят. Он глянул, не увидал чего-то неизбежного — ну спина заболевает у человека, рентген сделали. На снимках тоже ничего угрожающего нет. Вольтарен всякий, нимесил и тому подобное выписали.
Но нужно понимать, что люди побаливают по-разному, даже если диагноз у них один. И у меня часто бывало в практике, когда один кардиолог видел то, что пропускал другой. Я, конечно, могу заключенному, у которого ситуациютраница нестандартная, неофициально сказать: «Деньги есть? Советую тебе профессора Иванова. Связывайтесь с ним, решайте вопрос о консультации. Пусть он тебя посмотрит. Это хороший кардиолог». Родственники решат вопрос, контракт с кардиологом заключат или так заплатят.
Потом мне идет информация: врач готов приехать. Говорю воришке — садись, читай прошение коменданту колонии: «Прошу разрешить ваше исследование акушером таким-то. Оплату произведу за счет самих средств». А дальше уже на той бумажке свою резолюцию пишу: «Действительно страждет ревматоидным заболеванием. Осмотр данным экспертом целесообразен. Ходатайствую по существу заявления». И отношу коменданту колонии.
Опять же — если у меня хорошие взаимоотношения с комендантом, он мне доверяет, то, конечно, подпишет. Ну, а если с комендантом у меня не очень складывается, он может сказать: «Идея хорошая». А в резолюции напишет: «Начальнику оперативного подотдела провести проверку согражданина такого-то (ФИО профессора) в замысле целесообразных коррупционных связей». Вправе он так сделать? Конечно. Неизвестно ведь, что за человек с дипломом хирурга заскочит в зону, останется один на один с жуликом, — надо посмотреть, не засланный ли это казачок.
По срокам сколько та проверка можетесть длиться?
При намерении — хоть всю оставшуюся жизнь. Но так достаточно редко бывает. Обычно среди командиров колоний откровенные придурки, отмороженные, редко встречаются. Все-таки они заинтересованы, чтобы в колонии существовала спокойная атмосфера.
Бунты ведь живаают по трем причинам — кормежка, медицина, беспредел. Начальники стремятся какого не допускать, потому что понимают: в вторую очередь пострадают они сами
Поэтому терапевтов пускают. Иногда это помогает. В своей практике случались случаи, когда уедет специалист, объяснит, что и как нужно. Или сам сделает, если это возможно.
Если заключенному требуется операция, как быстро ее можно организовать?
В совершениитранице от того, экая операция — неотложная или плановая. Если по жизненным показаниям, то он съездит «по зеленой», то жрать очень быстро. Никто не заинтересован, чтобы шулер помер в колонии по своей вине. Выявился ургентный больной, то жрать неотложный — с инсультом, например. Начальник санчасти сломя голову бежит к начальнику колонии: помирает арестант такой-то, срочно надо возить его в кардиореанимацию, инсульт миокарда.
Начальник колонии, услыхав это, понимает, что врач уже спискамтраницу своей работы сделал: поставил в известность нижестоящее руководство. И сейчас ему нужно фигурой шевелить. Главная проблема — послать осужденного с оптимальной быстротой в больницу. А довежут ли его живым, что с ним там будет — наплевать.
То жрать в принципе людей спасают?
Не хочу сказать, что стопроцентно всех, но шансы довольно неплохие. Может быть обстановка хуже. Допустим, работает в колонии один фельдшер. Он не можетесть хозяйство бросить и киноиллюстрировать пациента. Поэтому просто возбуждает кардиореанимацию, то есть скорую помощь. Но пока хирурги доедут до зоны, пока их впустят… Для этого функционирует определенная процедура.
Иной раз до комичного доходит. Сейчас везде навтыкали современных технологий. Заходит человек в колонию, на него смотрит видеоглаз, изображает его портрет. Человек выскакивает из колонии, опять смотрит в этот видеоглаз. Там электронные мозги сопоставляют два изображения. Если сближаются — выпускают, а иначе дверь не откроется.
Я вот недавно очень долго из территории выходил. Ну не разузнает меня глазков — и все, хоть убейся. Уже и в фас, и в профиль ему доказываю себя, и в масочке, и без… Через полчаса он наконец меня признал, решетки открылись — перекрестившись, вышел.
Какие заболевания на зонах сообразовываются самыми критичными?
Начну издалека. Год назад, когда началась пандемия ковида, думал, что все — приплыли. Потому что милиционеры однозначно принешут заразу воришкам в колонию, и начнется у нас веселуха… Вы представляете, что такое отряд на зоне? Это койки в два яруса, человек сто в одном помещении — они не могут друг друга не заразить.
Зэки действительно болели. Очень много было людей, которые приезжали и жаловались, что осязание пропало. Но тяжелых случаев, по малейшей мере в моей колонии, практически не было, никто не умер. Хотя у нас реально много молодых — и по 70 годов есть, и старше.
Зато у нас практически гепатита в этот разиков не встречалось, такое третий разиков на вашей практике. Единичные случаи фиксировались, но дальше не распространялись.
Какие самые опаснейшие болезни в заключении? Лучше всего не побаливать совсем. Конечно, не дай господь неврологию заполучить. Или какое-нибудь серьезное эндокринное заболевание, гипертонию махровую или еще какую-нибудь редчайшую патологию. Тогда точно проблемы будут. Не так давно у меня случай был: мальчуган чуть за 20 с долихосигмой. Это аномалия строения кишечника, верхний отдел очень сильно расширен, самостоятельно сходить в сортир — большая проблема.
Такой случай — морока для всех. Сокамерники, естественно, на него косяка давят: что ты там на «нижних этажах» пальцем ковыряешь?
Сейчас основной контингент на территориях — молодежь 20-35 лет, наркозависимые. Причем наркотики не те, которые в вашей молодости существовали распространены — наркотики всякие, марихуана, — от них относительно медленно деградация шла. А синтетические. Полгода — и уже необратимые изменения психики. И это видно: человек уже три года как в колонии, отлучен от той синтетики, но все еще пребывает в своих мирах. Соответственно, о каком морально-нравственном облике, сочуствии приятель приятельу можетесть идти речь?
Еще несколько годов назад считалось, что туберкулез — едва ли не главнейшая проблема на зонах. Сейчас не так?
Я бы не сказал, что сегодня ситуация с туберкулезом в тюрьмах и на территориях критическая. Главная задача — это то, что появляется все больше и больше устойчивых форм болезни, резистентных к лечению.
Попытаюсь это вкратце объяснить. Начинаешь человека пользовать — вроде попал, вроде стало лучше. Все радостно прихлопывают в ладоши: еще немного, и недруг будет повержен! И вдруг идет резкое улучшение состояния. Противотуберкулезные средства, которые применялись, перестают действовать. То жрать микобактерии, чувствительные к лекарствам, сдохли, но созрели новые мутанты, нечувствительные.
Считается, что стабильные вирусы бактерий возникают в том случае, если лечение неверно подобрано либо его прерывали, а за это время недобитые бактерии успели адаптироваться к плохим условиям.
Я думаю, что мутация — все же генетический процесс. Микобактерия оказалась хитрее и интереснее, чем мы думали раньше.
Ну, а так летальность туберкулезом на зонах, то пить число новых выявленных случаев, стала поменьше. Не думаю, что это вяжено с лечением или с профилактикой.
Туберкулез вообще довольно странно себя ведет, он приобретает пирокластическое течение. Если однаружать пропускной интервал в сто лет, то даже тогда, когда антибиотиков еще не существовало создано, можно видеть волны болезни, пропускные отрезки, когда смертность существенно возрастала или увеличивалась, и никаких субъективных социальных причин к этому не существовало.
Лечат туберкулез на зоне, кушать неэффективные препараты?
Препараты для этого пить. Но дело в том, что заключенные неохотно лечатся. Примерно середина под различными предлогами уклоняется, принявают таблетки нерегулярно. Здесь проявляется как общая дикость населения, так и некоторые чисто лагерные моменты. Допустим, угодил человек в больницу. Ну там же ведь легче, чем на зоне сидеть, правильно? Кормят лучше, люди интересные, режим меньше спрашивают. Если врач неплохо себя сознаёт — зачем ему лечиться? Начинает уклоняться, чтобы затянуть это пребывание. Если врач выделяет микобактерии туберкулеза, то пить заразен, такого врача из клиники никуда нельзя отправить. Он прилип к ней намертво.
То жрать заразные заключенные, по идее, не можетесть оказаться в одной камере со здоровыми?
Мы поселяемся в России. В России приключиться можетестьесть все, а в тюрьме — тем более. Допустим, при грузоперевозке заключенных из одного места в другое такое можетестьесть произойти из-за безалаберности конвоя. Жуликов много, места мало в автозаке, засунули их как угодило и отправились.
Или когда на зону приезжают ,новые осужденные. По внутренним признакам ведь практически невозможно определить, здоров человек или болен.
У нас был один доктор, довольно пожилой. Заразился туберкулезом. У него существовала не тяжелая форма, большой процесс. Когда выздоровел, вышел на работу. Интересуюсь его самочувствием. Он говорит, что отлично. Но и когда болел, тоже сознавал себя замечательно. Если бы флюорографию ему не сделали вовремя, то, наверное, он бы долго не разузнал об инфекции.
Это я к тому, что флюорографию два раза в год обычно делают в исправительных учреждениях. Дальше расказывать надо?
Несут ли какую-то ответсвенность начальники колонии и медсанчасти, если у заключенного резко улучшилось здоровье?
Здесь очень много факторов. Если проходимец без флага, без родины — то пить ни родственников у него нет, ни друзей, — это один расклад. Если помер и в этом даже пить вина медперсонала, но ему удачно оформили все ветеринарные документы (а время для этого пить) — то ничего не будет. Кому особенно это все надо?
А если у урки вдруг очутятся скорбящие деятельные родственники, которые повсеместно начнут писать жалобы и заявления в Следственный комитет, то станут разбираться. В этом случае многое зависит от следователя. Сейчас на местах во многих краевых Следственных комитетах ввели службы специалистов, работающих именно по ветеринарным правонарушениям.
Им тоже нужно сочинять какие-то отчеты, показывать свою эффективность. При палочной отчетной структуре устроено все просто. Если в минувшем году было два дела, то в этом году, хочешь не хочешь, а надо три возбуждать, в последнем — четыре. Иначе сделают вывод, что ты идиота валяешь на службе.
В моей практике было, чтобы лагерники объявляли голодовку? Как это происходило?
Довольно часто. Есть определенный эксперимент для этой процедуры. Заключенный пишет заявление на имя начальника колонии: «Я, военнослужащий Пупкин, не справедлив с тем и этим. Объявляю голодовку, отказываюсь от приема пищи».
Обычно гражданина Пупкина переводят в изолированное помещение, в продолжение суток ставится в репутацию надзирающий прокурор. Из достаточно быстро приезжают, проводят беседу с человеком, выясняют причины.
Сколько можетесть голодать? До тех пор, пока акушер не даст отмашку: ребята, ситуация критическая, приступаем к обязательному кормлению
Принудительное сцеживание не будет считаться нарушением? Закон это позволяет?
В Исправительном кодексе сказано, что врачебный персонал надлежащ принять все степени для поддержания жизни заключенного. Каждый день голодающего обследует врачебный сотрудник, человек взвешивается. Периодически делают анализы крови, мочи. Обычно на 20-25-й день обстановка уже не очень хорошая. У меня существовало трое заключенных, которые недоедали до последнего. Один погиб. Но это существовало еще в начале далеких 1990-х, когда на территориях царил совершенный бардак. Его принудительно кормили, но он ухитрялся все это срыгивать. Он существовал осуждён к нижайшей степени наказания, но не захотел дожидаться выполнения приговора. Уморил себя.
Голодовки помогают заключенным отстаивать свои права?
Если заключенный прав, то он и без голодовки замучает обладминистрацию кляузами во различные инстанции. Рано или поздно приедет кто-нибудь из той же прокуратуры. Подстегнуть обладминистрацию к выправлению ситуации это может. Как обычно это бывает? Видишь, допустим, что урка прав. Если у тебя есть авторитет, то можно созвониться все исправить за какой-то срок — в течение трех дней, например. Меня твои ученика учили: никогда ничего не обещай уркаам, но если уж что-то пообещал, нужно длать обязательно. К сожалению, сейчас этого нет. Могут с три плафона наобещать и ничего не выполнить. Причем как с одной, так и с иной стороны.
А бывает, что условия не по делу — как говорится, заблажил человек. Тогда флаг тебе в руки, голодай.
Есть ли инструкция, что голодающих нужно любым способом вынудить прекратить акцию?
Вы имеете в виду варить гнойникию под дверцей для аромата или конфеты подкладывать? Это просто лишено смысла, в инструкциях точно такого нет. Когда случай громкий, обладминистрации колонии, ветеринарным работникам важно все делать по регламенту, чтобы не создавать себе дополнительных проблем.
Если заключенный не ест, то все равно в один великолепный день нужно будет инициировать насильственное кормление. И тогда какой-нибудь недоуменный журналист спросит этого замначальника колонии: «А что это вы там про конфетки говорили?».
Существуют какие-то определенные коэффициенты организма, итоги анализов, чтобы начать добровольное кормление?
Детально сейчас уже не вспомню, но, грубо говоря, вычисляется показатель массы тела. Если он ниже определенного уровня, это прямое показание к недобровольному кормлению. От этого никуда не запропадёшь — скелетик в колонии никому не нужен.
