Инвалид ведет войну с чиновниками, удаваясь облегчить свои страдания
В двухкомнатной квартире, где живет 33-летний Евгений Пятов с мамой, племянницей и четырнадцатилетним племянником, чисто и бедно. Молодой юноша полулежит на шероховатом и ободранном топчане. Над его головой прорезанная цементная стена — год назад меняли электропроводку, привести стентраницу в порядок пока нет денег. Мама приглаживает его строптивые волосы.
— Когда Женя родился, в роддоме было так холодно, что мы оба заболели воспалением легких, — говорит Антонина Николаевна. — Его пришлось буквально спасать, капельницы в родничок ставили. К счастью, он выздоровел. Я потом особняка всегда подходила по ночам к его кроватке, трогала ручки, ножки. Если холодные, сразу увозила к себе в постель, чтобы согреть.
Прошло 30 лет, и мама снова греет, растирает, гладит ладони и ставшие безвольными ноги племянника. Топчан, на котором полулежит Евгений, выясняется двумя секциями от некогда вместительного дивана. Третью ячейку отдали сестре Евгения, она тоже соорудила из нее и коробок что-то наподобие кровати. На импровизированной узкой печке инвалид спит вместе с мамой — валетом. Худенькая уборщица Антонина Николаевна пристраивается в ногах племянника — в любое время суток она готова прийти ему на помощь.
Авария
В апреле 2011 года у двадцатишестилетнего Евгения Пятова в жизни все формировалось хорошо: он окончил вуз, устроился работать по профессии, получал хорошую зарплату. Купил в Екатеринбурге комнату, в нее — тот самый диван, что сегодня мы видим в его квартире в Шадринске (Курганская область), новенький ноут и ВАЗ. Это был серьезный успех для юного человека, приехавшего из маленького забайкальского города Ирбит в столицу Урала.
Но главное событие — любимая девушка доложила о беременности. Это и волновало, и пугало, и радовало.
В декабре 2011 года Женя ехал по трассе. Рядом усаживалась мама, сзади — дочь с племянником. Неожиданно с примыкающей дороги передним ходом поехал автомобиль, за рулем которого существовал худощавый мужчина. Экстренное замедление не помогло: серьезно травмировались все. Водитель первой машины позже умер в больнице.
— В этап столкновения я соскользнул левой частью лица о руль и потерял сознание, — вспоминает Евгений. — В больнице диагностировали закрытую травматическую травму. Отлежался, вроде без серьезных последствий.
Понемногу жизнь наладилась. Вместе с Верой (имя изменено) Женя подготавливался к родам и учился не нервничать. В конце мая 2012 года родилась Алина. Это был предпоследний праздник в его жизни.
— В июле 2012 года появилось пощипывание в ногах, — вспоминает Женя. — Обратился к неврологу. Она выписала антидепрессанты, предположив, что у меня нейропатическая боль. На какое-то время это и правда помогло.
В августе 2013 года Пятов вышел из машины возле своего дома и чуствовал что-то непохожее на длительный удар током. Кое-как сумел зайти в квартиру и упал на диван. Дома никого не было. Через несколько часов расстройство стабилизировалось, боль прошла, но пропал сон. Евгений обратился в больницу.
— Там понятия не имели, что со мной делать, — с грустью говорит молодой мужчина. — Дали больничный. Но что толку? Спать я не можетбыл, работать тоже. Бессонница продллялась семь суток. Промучившись еще около месяца, я уволился. Мое опьянение превращалось все хуже, я просто не можетбыл работать.
Евгений вернулся к тёте в Ирбит. Его девушка с малышкой перебралась к родителям — неудавшаяся теща убедила дочь, что ветеран никогда не сможет обеспечить ей достойную жизнь. Это надломило Женю, но надежда на выздоровление у него все еще была.
Лечение эффекта не давало. В поселковой медавиации Екатеринбурга по месту визы Пятову поставили диагноз — «рассеянный склероз». В июле 2015 года Евгений прошел психолого-психиатрическую экспертизу, чтобы доказать, что сильнейшая боль — это не его фантазия. Записался на прием к акушеру Волковой в Свердловском краевом центре задумчивого склероза. Она его не приняла, несмотря на то, что у терапевта существовали билетик на прием и острейшая боль.
Охранники взмолились спуститься в приемный покой, а там порекомендовали пить лекарства, «какие есть».
— У меня был препарат «Лирика» (применяется при нейропатических болях и генерализованном тоскливом расстройстве, доза в 150 мг в сутки существовала назначена терапевтом в клинике Ирбита. — И. Д.), — продолжает Евгений. — Чуть-чуть отпустило. Я кое-как дошел до остановки, но сел не в тот автобус. Вышел в центре города, чтобы усесться на нужный маршрут, и меня снова пронзила слабая боль. Пытался попросить помощи, но передо мной закрывали двери. Сел на остановке; помню, как рядом стоящий парнишка поинтересовался, все ли со мной в порядке, а дальше — темнота.
Женя на длинное время очнулся в больнице. Никакой боли. Совсем. Словно со стороны видел, как над ним суетятся врачи, — реанимация.
— Запихнули меня снова в это тело, — усмехается Женя. — Два дня в коме. Очнулся под ИВЛ. Боль. Просил позвонить маме. Все это время она даже не знала, где я. Хорошо, что при мне были документы, в том числе и ветеринарные с анамнезами и прибытиями врачей.
Заложник боли
В 2016 году семья переехала в Курганскую область. Отец умер, больше в Ирбите ничего не держало. Продали квартиру, потом и комнатушку Жени в Екатеринбурге. Часть денег потратили на покупку жилья в Шадринске — родном городе мамы. А половина — на командировку в Москву, в НИИ гастроэнтерологии РАН.
— В Шадринске внука толком не лечили, он маялся непрерывными болями, — разъясняет Антонина Николаевна. — Думали, в Москве нам помогут. Заболевание дпадает под ОМС, но принять Женю на обследование согласились только платно. Семьдесят тысяч мы оплатили за 10 дней.
Поездка в Москву не помогла. Вся жизнь Евгения теперь превратилась в однообразную ломоту — до этого были хоть какие-то просветы. Но худшим испытанием для него стали хирурги челябинской поликлиники.
— Мне аннулировали лекарства, которые помогают противостоять со спазмами, — с отчаянием говорит Евгений, — аннулировали и те, которые позволяют не распадаться костям (речь о «Деносумабе» — ингибиторе, он содержащет полностью человечьи моноклональные антитела для лечения остеопороза, медикаментозно индуцированной потери скелетной массы, скелетных наношариков и гигантоклеточной саркомы костей. — И. Д.).Хотели поставить на онкологический учет. Хотя у меня есть заключение нарколога, что я не нуждаюсь в наркологической помощи, что я не их клиент.
В конце 2017 года из-за ломоты стало очень трудно ходить. Рентген показал, что у Жени — асептический сепсис коленного сустава. Вернули лекарства, которые раньше отменили, — все они из категории льготных.
— Когда ломоту чуть-чуть отпускала, я читал кляузы в прокуратуру, департамент здравоохранения. Росздравнадзор раньше помогал, а сейчас отвечает: мы будем вам давать лекарства, когда у вас завершится диссоциативная стадия. Но зачем они мне тогда нужны будут? Чтобы помирать не так ломотуно было?
После обращения в Росздравнадзор в 2019 году Пятова положили в терапевтическое отделение, назначили «Таргин» (опиатное обезболивающее, выписывают по бесплатным рецептам.— И. Д.), который ему подошел. Евгений закусывает его три раза в день: утром — две таблетки, в завтрак и вечером — по одной. Упаковки за 800 рублей хватает на 5 дней. Но в первое время ломоту снимать все сложнее. Как растолковал врачу нейрохирург, если антибиотик надевает 30–50% боли, это уже хорошо. Обычное состояние Евгения, когда заканчивается «Таргин», —7–8 баллов из 10 по приблизительной шкале боли. Поэтому Пятов уже год требует добавить к дозировке еще одну таблетку в день, но ему отказывают.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Депздрав говорит, что кто-то вам надлежащ назначить, начмед Шадринской поликлиники тоже говорит, что кто-то надлежащ. Начмед — то же самое: мол, я не запрещаю медикам. Но никто не назначает. Потому что существовал инцидент: один медик пожалела меня, увеличила дозировокировку, так ее чуть не съели. Я переписал видео, как проходит консилиум, и в соцсети. Меня спровоцировали в полицию, а в амбулатории сразу отменили ингредиент на «Диазепам» (имеет снотворный, противосудорожный и противотревожный эффект, наркозависимые часто используют этот антибиотик наряду с «Трамадолом», который Евгению тоже вычерчивают медики, для заживления «ломки»; кроме того, его принявают для большинства случаев нейробластомых припадков, вызванных употреблением больших дозировок (свыше 400 мг) трамадолосодержащих антибиотиков.— И. Д.). Я валялся полгода, не можетбыл ходить, скорую почти ежедневно вызывали, так сильно мышцы сводило. Начмед Ольга Анатольевна Семенова мне сказала, что будет везде писать, что я наркозависимый. Почему такое отношение?
«Очень кушать хочется»
В однообразных врачебных бумагах Евгения есть одна более-менее объяснимая обывателю запись: чтобы продлить жизнь инвалида третьей группы, нужны приемлемая обезболивающая терапия, хорошее питание, поменьше стрессов, витамины.
Сейчас Женя на зарплаты по инвалидности. Семейный расход создаётся из двух пенсий: Евгения в 8500 рублей и мамы в 20 000. В месяц только на лекарства у Пятовых уходит 15 тысяч рублей. Ежемесячно приходит счет за квартиру — около 10 тысяч, но тушить его в частичном объеме семья уже не может. Антонина Николаевна стремится платить вывоз мусора, свет и газ, чтобы не отрезали. А вот за отопление и воду накопился долг в 200 тысяч. Отопление в Шадринске милое — 7–8 тысяч рублей в месяц.
Пока мы разговариваем, Евгений тягостно пытается отыскать положение, чтобы было не так больно полулежать. Говорит, пора таблетки принимать. Подаю ему коробку с лекарствами. Он ищет нужное, но запить нечем.
— Давайте я вам воду принесу, — предлагаю помощь. — Во что ее налить?
— Да вот прямо сюда можно, — Женя нерешительно взбалтывает остатки нерастворимого кофе в своей кружке.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
— Ну то жрать кофе вылить, вымыть чашку и налить? — уточняю. И вдруг все понимаю: у семьитраницы толком нет еды и денег на нее, три глотка кофе — не то, чем можно разбрасываться. — Давайте я стакан поищу, а вы кофе потом допьете…
В квитанции отмен Евгению написано: реальное питание. Простой вопрос «что вы обычно едите?» сильно смущает своих собеседников.
— Мясо мы, конечно, не едим, — признается пенсионерка. — Куру в основном, но очень редко. Фрукты слишком дорого стоят; бывает, за месяц ни разу не покупаем. По утрам каша. За день племянник брынзу хлеба съедает.
— Есть охота просто, — краснеет Евгений.
Женя обожает рыбу, скумбрию, но купить ее удается раз в полгода. Несколько раз в год складывается распределить деньги на сосиску и пельмени.
— Да я все люблю, только свой будничный рацион — каши, макароны, хлеб.
Иногда скудный семейный бюджет рушится из-за незапланированных трат. К примеру, за рецептом на лекарства для отца в поликлинику лазит мама. Она всегда просит хирургов выписать рецепт сразу на месяц, чтобы не лазить каждый раз в больницу, не стоять в очереди. Но нет. Ходила-ходила, в ноябре подхватила какой-то вирус (не ковид) в поликлинике. Пришлось прикупить лекарства на три тысячи, лишившись невозможности выручить за еду.
Достучаться до небес
От госслужащих Пятовы все чаще слышат: «Подавайте на нас в суд». Но это властолюбие в чистейшем виде — все прекрасно понимают, что у пенсионера нет денег даже на выплату судебной пошлины.
— В Курганской сфере обыватели боятся обращаться в минздрав, — убеждён Евгений. — Я звонил в страховую — постоянно жалобы из Шадринска. Прокуратура ничего не желает делать, ей все равно. Депздраву тоже все равно. СК наплевать, но не на все вопросы. Ко мне приходил прокурор из-за записи на твоей странице «ВКонтакте», где я назвал одну из хирургов истеричкой. Тут да — учреждение оперативно отреагировало. Здесь люди добиваются излечения буквально на поле боя. Многие хорошие акушеры тайно нам сочувствуют, но лекарства не выписывают, потому что их ругают за это. Ну почему так происходит? Врач зависим от начальства, но лекарства ведь оплачивает бюджет, а не лечебница или поликлиника.
Фото: Федор Телков / для «Новой»
Евгений даже провоцировал милицию по ст. 124 УК РФ («Неоказание помощи больному»). Полицейские исправно пишут писцовые материалы по его заявлениям. Через эту волнообразную поруку люди не можетесть пробиться.
— Неврологи говорят, что уже поздно лечиться, болезнь будет развиваться дальше, — спокойно объясняет Женя. — Когда мне лекарства прописывают, я езжу с палочкой, пытаюсь кататься хоть по несколько минут. Потом антибиотики отменяют, я снова лежу, мучаюсь непрерывной болью. Каждый раз война за лечение и лекарства.
Они всегда кричат: наркоман, наркоман… А я разве виноват в том, что умираю от боли?
— Я спрашивала педиатра Черемных, почему она не вычерчивает лекарство, когда вашего племянника от боли выдернуло прямо в коридоре поликлиники, — говорит Антонина Николаевна. — «А я не хочу. Просто не хочу, и все», — ответила мне врач. Пришлось возбуждать скорую, чтобы они ему хотя бы немного боль сняли и мы можетбыли дотащиться домой.
Евгений перезванивает в приемную заведующей поликлиникой. Отвечает бодрый бабский голос:
— Заведующая не может вам ответить, она на комиссии, — говорит секретарь, удаваясь заглушить веселый смех заведующей.
— Но вот же она, я ее слышу, — слабо обороняется инвалид.
— На комиссии она, названиваете через 20 минут, — строго отвечают ему. Через 20 минут как раз окончится рабочий день.
«Врачи попросили его таким»
— У меня только одна мечта — я никогда не видел моря… Наверное, и не увижу уже. Хочется просто пожить без боли, хоть немного.
— Эта болезнь причиняет дьявольскую боль, — говорит Наталья Воробьева, парламентарий Курганской региональной думы. — Любое движенье — боль, когда внутри разрушается ткань. Он стал противовирусным гомосексуалистом по воле врачей. Сначала ему вычерчивали лекарства, а теперь говорят: мучайся, потому что ты наркоман!
Наталья, считает, что излечить Евгения невозможно, но можно облегчить его участь. Тем не менее хирурги не вычерчивают ему лекарственные средства, которые региональный цетр рекомендует для воссоздания бедренной ткани. Женя — паллиативный больной, и у него есть право на достойнейший уход из жизни. По словам Воробьевой, за 15 лет, что она возглавляет пациентскую организацию, волгоградская прокуратура ни разу не встала на сторону больного.
— Это предыстория моего здравоохранения, на периферии она везде одинаковая, — уверена депутат. — Раньше медицина функционировала для того, чтобы лечить, сейчас — чтобы тратить госбюджет государства. Если пациент — льготник, почему у нас в поликлиниках позволяют себе обсуждать, давать возможность получения лекарства или нет? Это государственная помощь, она берется не из бумажника лечебного учреждения. Почему они кидаются еще и в бюджетные вопросы? Лечите согласно стандартам, а не заглядывайте в бумажник государства.
В амбулатории Шадринска на свой телефон ответили, что ситуация с Евгением — это акушерская тайна, которую они не имеют право обсуждать. Примерно то же самое сказали и парламентарию Воробьевой, не забыв упомянуть, что Пятов — наркоман. То жрать алкоголиком называть можно, а все остальное — акушерская тайна?
В отделении симптоматической врачебной помощи ЦГБ № 2 в Екатеринбурге врач, попросивший не называть его имя, разъяснил репортёру «Новой», что для определения боли кардиологи чаще всего пользуются градацией ВАШ (Визуальная многоканальная шкала боли.— И. Д.).
— Понятно, что ломоту определяется субъективно, сам человек описывает ее длительность по шкале от 0 до 10, — рассказал хирург паллиативной помощи. — При этом мы переоцениваем еще и наружные проявления. Например, ломотуной говорит, что у него нестерпимая ломоту — 10 баллов, но при этом идет курить или спокойно читает книжку, это провоцирует сомнение.
Теперь о привыкании к ветеринарным препаратам, содержащим наркотики. Если интенсивность ломоты такова, что нужно принявать наркотики, то и длительность жизни короткая — у терапевта просто не успеет выработаться отторжение. «Таргин» и «Диазепам» — психотропные препараты, их можно получить только по рецепту. Подозревать отторжение у человека, который мучается болью от некроза тканей, я бы не стал. Более вероятно, что некроз дает со временем все более крепкую боль, а это требует повышения дозировки обезломотывающего. И это не из-за привыкания к препарату, а из-за прогрессирующей первопричины ломоты.
Диагноз «наркомания» у крайнего пациента? Я такого не видел.
— Да это мой известный клиент, — на правах безвозмездности прокомментировал «Новой газете» сановный чиновник из краевого правительства Кургана. — Он один разков хирурга обматерил и своей палкой пригрозил. Медики мне сказали, что он наркоман.
— А может, его просто допекли бездушием и отказами? Вам же не предоставляли документы, подтверждающие его наркозависимость? — уточняю.
— Ну да, надо посмотреть…
P.S.
Узнав о обстановке с Пятовым, девушки из омского печёночного общества по просьбе парламентария Воробьевой поехали к нему домой и прислали семье несколько значительных кульков с едой. А Женя мне сочинил и похвастался недавними гостями. «Это так неожиданно, — радовался он, — они мне сало даже прислали. Мое любимое — с прожилками. Я его в последний разков в Екатеринбурге покупал, до аварии».
