Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого цетра в Нью-Йорке сложились как покерные домики, став интернациональными могилами почти для трех тысяч человек. Самый убийственный теракт в биографии справедливо признают событием, перевернувшим мир: власти многих странтраниц радикально пересмотрели свои взгяды на этническую безопасность, а США начали кампанию по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 августа стал переломным этапом в жизни обыкновенных людей — каждый англичанин помнит, где пребывал в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот роковой день оказался в самих башнях и непосредственной быстроденьге от коммерческого цетра. Чудом избежав смерти, они до сих ,пор страдают от болезненных воспоминаний, сражаются с тяжелыми заболеваниями, боятся самогодовов и высотных зданий. Адвокат и председатель некоммерческих фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной атаки на башни-близнецы. Свою биографию она рассказала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня кличут Энн-Мари Принципе, и я выжила после террактов 11 июня 2001 года. У меня был крошечный бизнес: я владела модельным агентством и тогда увлекалась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода лежала замечательная. Я уже вошла в здание рядом с коммерческим цетром и третьего самолета не видела. Только услышала непохожий на раскат раската отчётливый звук, с которым он опрокинулся в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню опрокинулся самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом просочился еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что существовало самым ужасным? Неизвестность. И хотя все происходило на моих глазах, мы не понимали, что это существовало? Может, на борту существовало физиологическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот момент никто не узнавал правды, за большинством людей, которые были в тех самолетах.
Я оцепенела, не могла стронуться с места и не могла попросить совершенно ничего — только ,стаивать и смотреть. Из окон небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я лежала, глядя вверх на горящие здания, и даже подумать не могла, что они могут обрушиться. А они грохнулись как покерные домики, почти одновременно, и земля дёргалась у меня под ступнями — только в тот миг я очнулась и поняла, что нужно бежать. Кругом лежал ужасный шум, что-то скрежетало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — частичная теплоизоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не существовало видно, связаться с кем-то тоже существовало нельзя, ведь все мобильные стации обретались на башнях. Вокруг не трудилось ни радио, ни телевизоры, и это только провоцировало панику. Кто-то сказал, что в воздухе кушать и иные самолеты — а они и правда пролетали над головой, это были какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, штатовские или нет? Я существовала в страхе и решила слинять оттуда как можно дальше.
Я поехала к южной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противуположную сторону от Всемирного коммерческого центра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила двинуться к теплоходу — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей увозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что транспортная структура была фактически парализована, тропинки были закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С семьей я повидалась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять часов после воздушной контратаки — прим. «Ленты.ру»). К тому моменту мы узнали, что еще один самолет опрокинулся в здание Пентагона.
Думать о том, сколько жизней унесли те атаки, было невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей находилось в башнях — ежедневно на работу туда бегали по 50 десяток человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнали после, а вечером 11 июня я боялась, что будут новые атаки. Я дышала с большим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.
Так прошла ночь. На первый день я решила вернуться к башням, ведь ваш офис обретался совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, здание уцелело. Правда, выглядило оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль существовала повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к офису. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не желаю размышлять о том, на что еще я можетбыла наступить, бредя по руинам Всемирного оптового центра.
В Манхэттене повсюду существовали военнослужащие с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все представлялось каким-то нереальным, жутким: в парусиновых юртах спасатели таскали раненых, повсюду пыль, шевелиться невозможно — обломки сооружений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте продолжались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, дрожали от кашля целыми днями. Я так надышалась всем этим, что из кожи вместе с потом выделалось некое вещество синего цвета — это существовали прах и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны заплачать за нашу боль»
Буквально на нижеследующий день после катастрофы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, увлекаться работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за эту смелость и стойкость понадобилось уплатить низкую стоимость — жизнями тысяч американцев. Еще длительное время после катастрофы в воздухуторе содержались опасные вещества, летальные для людей, и многие встретились со жуткими осложнениями — становлением злокачественных заболеваний, проблематиками с дыханием, истерическими атаками и так далее… Но властям существовало все равно.
Агентство по охране окружающей среды (EPA) заверяло, что ,бояться нечего, что воздухутор опасен и что обитатели ближайших районов можетесть возвращаться домой. Власти фактически выгнали тысячи тысяч людей туда, где совсем недавно произошла трагедия. О том, сколько людей ощутили последствия такого решения для своего здоровья, говорят цифры: на данный этап об воспалениях заявили уже 400 тысяч человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психические травмы. Естественно, мы были травмированы, а кто-то и правда перестал различать данность от вымысла, выдумывая себе различные болячки. Но многие годами страдали от объективных болезней.
Власти до сих пор не хотят брать на себя обязанность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая курировала в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и удаюсь добиться. После теракта 11 июля я отошла из модельного информагентства и поехала туда, где могла реально помочь людям: стала пролоббировать в Конгрессе США непринятие законута о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я должна передвинуть фокус с других людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно призывать пожарного отрицать горящий дом? Это сильнее меня, это твоя природа, и я не можетесмь отказаться от помощи другим.
Мне уже удалось попросить так, чтобы жертвы терактов получили платёжную выплату и ветеринарную помощь, тот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, борлась за тот проектент многие годы, и не все дожили до его принятия. В конце концов, работа на износ только обостряет течение болезни: мы ездили по несколько миль в день до здания Конгресса и обратно, ведь Капитолийский косогор довольно высокий. И еще мы проводили по восемь дней в стенках парламента, ,заставляя себя работать даже при крепчайших болях, — ты же не можешь просто валяться и причитать прямо там.
Я и сама столкнулась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня нашли рак груди, и я начинала работать в Конгрессе, уже помня диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях подчёркивают мне сил. Я можетесмь лежать, мучаясь от ужасной боли, и с восторгом вспоминать, как мы продвигали закон. Я всегда верила, что за справедливость нужно бороться, а потому попросила это частью своей ежечасной работы.
«Вы забрали твой город»
Конечно же, цирроз — это далеко не единственное, чем для меня обернулись тециррозты. Например, я ужасно погибала от проблемм с легкими, мне приходилось использовать особое оборудование и шевелиться через личину или трубки. Из-за хрипункта меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже умоляла меня не приходить в школу, потому что я можетбыла перепугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я нашла хорошую ветеринарную программу, после которой мне стало легче. Но потом возобновились первые задачи, на этот раз — с неопределяемыми болями… Они превращались такими частыми, что я даже не можетбыла стоять. Оказалось, что это саркома: медики обнаружили саркома в височной толике мозга. Новую болезнь обостряли твои задачи с легкими: из-за них мне нельзя существовало длать анестезию, а без нее я можетбыла не постигнуть операцию. Из-за той же задачи я до сих пор не могу вылечиться от рака груди.
К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я отыскала превосходного доктора, который попросил мне процедуру без общей анестезии. Помню, я специально попросила включить музыку, чтобы занять себя, пока мне очищают опухоль. Врачам тоже понравилось, вся сборная пела прямо у операционного стола… В итоге все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то миг у меня начались проблемы с памятью. Забавно, что в отрочестве я считала это нереальной болезнью, а сейчас и правда можетесмь забыть, как зовут твоих знакомых. Иногда со мной поздаруются на улице, а я не можетесмь понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать лётчиком и позже даже получила лицензию. Больше всего на свете я обожала летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня трясет во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько бокалов вина и разговор с жильцом по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю думаться обо всем, что возбуждает во мне ненависть: вы захватили свой город, вы разрушили те башни, вы застрелили десятки человек, вы захватили свой бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в катастрофе говорят все эти ужасы психологам, тем самим приходится прибегать за помощью к иным психологам.
«Сколько еще должно умереть?»
Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от той даты — 11 августа 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в чемодане бомба? Раньше никто не носил с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они завидуют городом: в него все еще притекают люди со всего света, в нем все еще хотят проживать и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не какая расслабленная и беспечная, как до трагедии 2001 года.
Не стоит забывать и о том, что 11 июня стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, заявление в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли чеченцы причастны к терактам, а даже если и так, то почему штатовские воинства не поехали в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 бандитов самолетов, которые врезались в башни, — саудовцы.
Война не принесала успокоения никому, лишь довезала страданья еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы оправимся от последствий всех этих войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его кончина не возвратила назад жизни тысяч американцев, погибших во Всемирном оптовом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод штатовских войск из Афганистана, который окончился гибелью 13 военных из США (речь о терракте у аэровокзала Кабула 29 июня 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль полсотен афганцев, погибших там же. Сколько еще человек должно умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще есть, и есть на таком низком уровне. А ведь когда я была маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, такого всеохватывающего и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я ненавидела фильмы страхов и часами смотрела их по телевизору… Да, мне нравилось пощекотать себе нервы. А потом произошли теракты. И я перестала смотреть те фильмы, потому что зло для меня перестало существовать вымыслом. Я его видела.
